elis_27 | что очень люблю

Мне раньше казался глупым вопрос про «любимую книгу». Если, канешн, букварь, вторая и синяя, то можно и любимую определить. А если еще и третья была, и желтенькая тож?))) А таки, похоже, она есть. Потому что вторая, синяя и желтенькая меняются)) А эту всегда назову в любимых.

Когда я читаю «Вино из одуванчиков», то половину воспроизвожу по памяти)) Как будто с первой страницы входишь в давно знакомый, очень знакомый, очень родной мир. И уже давно не надо бегать экскурсионные маршруты по нему, экспонаты, прости господи, осматривать, следить за развитием сюжета. Он – весь – одновременно раскрывается, и я бреду сквозь него, зная каждый поворот и каждый запах, и от этого любя его еще больше. Есть любимые кварталы, обожаемые переулки, ароматные страницы. Самые любимые из самых любимых, потому что самое любимое там все. Читаю я ее как минимум дважды в год. Зимой, когда уже совсем не остается сил жить без лета, когда немыслимо хочется туда, в солнце, в летнее счастье, в летнюю полноту жизни. И тогда я открываю эту мою дверь в лето и делаю глоток солнечного вина из одуванчиков.

«Самые эти слова — точно лето на языке. Вино из одуванчиков — пойманное и закупоренное в бутылки лето.
....
Лекарство иных времен, бальзам из солнечных лучей и праздного августовского полудня, едва слышный стук колес тележки с мороженым, что катится по мощеным улицам, шорох серебристого фейерверка, что рассыпается высоко в небе, и шелест срезанной травы, фонтаном бьющей из-под косилки, что движется по лугам, по муравьиному царству, — все это, все — в одном стакане!
Вино из одуванчиков. Вино из одуванчиков. Вино из одуванчиков».

Ну а летом я ее читаю вообще обязательно! Да, Дуг, я бы это записала в «Обряды и обыкновенности». Потому что она написана тем, кто знает, что такое лето и как его надо любить! И кто не только о лете, а и обо мне вообще все-все-все знает.

А когда покажется, что «нихто миня ни панимайет», или «нихто ни люююююююбит», или вообще все ужас-ужас, то вот бы вспомнить, что под этим небом написана книга прямо для меня, каждым словом для меня и про меня.

Безудержная любовь к лету. Ароматный мир. Я живу, оказывается, я живу! Такое сильное желание остановить мгновение, чтобы рядом были всегда те, кого ты любишь, то, что ты любишь. Замри же, замри, Джон Хаф, за-мри… И как страшно забывать, терять, не успеть уловить и удержать вот это все – любимое, текучее, убегающее каждое мгновение. И бесполезность, и невозможность удержать, и тогда хотя бы пусть так:

«— Я что хочу сказать: ты не уходи, не исчезай, понял? Гляди, чтоб никакая машина тебя не переехала, и с какой-нибудь скалы не свались.
— Вот еще! Дурак я, что ли?
— Тогда, на самый худой конец, если уж дело будет совсем плохо и оба мы совсем состаримся — ну, если когда-нибудь нам будет лет сорок или даже сорок пять, — мы можем владеть золотыми приисками где-нибудь на Западе. Будем сидеть там, покуривать маисовый табак и отращивать бороды.
— Бороды! Ух ты!
— Вот я и говорю, болтайся где нибудь рядом и чтоб с тобой ничего не стряслось.
— Уж будь спокоен, — ответил Том.
— Да я в общем не за тебя беспокоюсь, — пояснил Дуглас. — Я больше насчет того, как бог управляет миром. Том задумался.
— Ничего, Дуг, — сказал он наконец. — Он все-таки старается».

И Машина Счастья снова и снова взрывается, и армянский ковер, и парусные туфли, и летящие мальчишки, и мороженое, и трамвай, и что же это задумала прабабушка, и овраг, темный, ледяной овраг, в котором таится страх, и горячий шумный Мехико в телефоне полковника. А еще будет старьевщик с его бутылками арктической прохлады и запечатанным свежим бризом. В этот раз еще не дочитала до этого. И спасение мадам Таро. А кухня!!! Бабушка и попытавшаяся «навести порядки на кухне» тетя Роза. И самая ранняя трапеза Сполдингов.

А сегодня, 2 августа нырнула в один из самых любимых – среди всех любимых – виражей: «А первого августа в полдень Билл Форестер уселся в свою машину и закричал, что едет в город за каким-то необыкновенным мороженым и не составит ли ему кто-нибудь компанию?»

И сейчас будет лимонное мороженое с ванилью. А мне захотелось приготовить что-то лимонно-ванильное и посвятить это Элен Лумис и Биллу Форестеру. Чтобы в следующий раз они непременно совпали во времени. И каждый раз, в этом эпизоде я вспоминаю какой-то фильм-сказку, я совсем маленькая ее смотрела. Там дети, которые должны родиться, и вот девочка уходит, ей пора, а мальчик обнимает ее и обещает, что он будет очень-очень стараться родиться поскорее, «потому что долго невыносима разлука» (Третьяков). А она ему отвечает, что нет, он родится, когда она уже будет совсем старой… Но может быть, потом, в следующий раз… А кто-нибудь знает, что это за сказка?

И вот сейчас почему-то точно-точно знаю, что все влияет на все. И таки лимонно-ванильное что-то непременно для каких-то Элен и Билла станет хронометром правильного времени.
«— Лимонного мороженого с ванилью, — сказал он. — Лимонного мороженого с ванилью».

В общем, так это чудесно и правильно, что есть оно – вино из одуванчиков.

А потом еще будет ужасное)) 31 августа дело происходит:

«И вдруг лето кончилось.
Дуглас обнаружил это, когда они однажды шли по улице. Том ахнул, схватил его за руку и ткнул пальцем в витрину дешевой лавчонки. Они остановились как вкопанные: из витрины невозмутимо, с ужасающим спокойствием на них глядели предметы совсем иного мира.
— Карандаши, Дуг, десять тысяч карандашей!
— Тьфу ты, пропасть!
— Блокноты, грифельные доски, ластики, акварельные краски, линейки, компасы — сто тысяч штук!
— Не смотри. Может, это просто мираж!
— Нет, — в отчаянии простонал Том. — Это школа.
Самая настоящая школа! Ну с какой стати паршивые лавчонки выставляют все это напоказ, когда лето еще не кончилось? Половину каникул отравили!»

Но мне пока не хочется об этом думать. Пусть это еще очень нескоро. Замри, Джон Хаф, замри!

А у вас есть самая-самая ваша книга? Ну, начала с высказывания про «глупый вопрос», значит, логично же его задать на завершение))